Русская тройка «Коламбуса», номер и совет Кучерова, ужин с Овечкиным. Большое интервью барнаульца Кирилла Марченко

Яркий российский форвард «Блю Джэкетс» в  обоих своих сезонах в  НХЛ преодолел планку в  20 шайб. С  ним побеседовал обозреватель «СЭ» Игорь Рабинер.

Путь Кирилла Марченко пока не  в  звезды, но  уже в  заметные нападающие НХЛ (а  забить в  каждом из  двух первых сезонов по  20+ голов нельзя не  считать достижением) был совершенно не  предначертан. Его детско-юношеский маршрут включал в  себя Барнаул, где он  родился и  прожил первые десять лет, Тюмень, куда переехал, когда развалилась его первая детская команда, и  Ханты-Мансийск, где закончил обучение, провел первый сезон в  КХЛ и  откуда был задрафтован «Коламбусом».

Путь из  СКА в  НХЛ тоже получился извилистым — через ковид, резерв олимпийской сборной в  Пекине, отсутствие игровой практики на  протяжении двух месяцев и  отправку в  ВХЛ почти до  конца контракта вскоре после возвращения в  клуб. Но  парень не  растерялся и  вырулил. Длинноволосый нападающий сразу влюбил в  себя прессу и  публику в  Огайо, моментально начав давать интервью на  английском — в  той мере, в  которой тогда им  владел. Провел какое-то время в  АХЛ, поднялся в  «Блю Джекетс» — и  тоже никакой стеснительности и  долгой адаптации: забивать начал сразу.

В  первом сезоне Марченко был чистым снайпером — 21+4 в  59 матчах. Во  втором, нынешнем, отдавал уже почти столько  же, сколько забивал, — 23+19 в  78 играх. И  если год назад его «минус 23» соответствовали месту команды в  таблице, то  сравните нынешние «минус 5», например, с  «минус 27» такой звезды, как Джонни Годро.

Но  еще важнее цифр — впечатление. 23-летний Марченко играет легко, умно, придумывает красивые и  изящные ходы, и  его голы не  раз попадали в  хайлайты лиги. Он  совершенно точно не  рядовой ее  игрок, его с  другими не  спутаешь. И  человек раскрепощенный и  общительный, в  чем я  за  два часа разговора с  ним в  полной мере убедился.

— Предположу, что самым счастливым вашим моментом в  НХЛ пока стала победа 25  февраля этого года над «Рейнджерс». Ведь это был первый матч за  два года, на  котором побывали ваши родители, «Коламбус» выиграл, а  вы  забили классный гол, объехав ворота и  на  паузе положив Джонатана Куика.

— Такая версия звучит красиво, но, если честно, для родителей это все-таки была вторая игра из  четырех, — улыбнулся Марченко. — Момент, конечно, был запоминающийся, матч классный, и  приятно, что папа с  мамой видели его во  дворце. Они столько для меня сделали! Очень рад был, что смогли получить визу и  приехать.

И  все-таки если брать самое счастливое воспоминание из  НХЛ, то  это мой первый хет-трик (7  января 2023-го в  ворота «Каролины». — Прим. И.Р.) . Потому что я  сделал его дома, а  три гола при своей публике забивать всегда приятнее. Это была моя 14-я или 15-я игра в  НХЛ, и, когда на  лед летели кепки, я  был в  эйфории.

— Много кепок было?

— Немало, но  и  не сказать, что супермного. Есть куда стремиться!

— Не  было ощущения после той игры, что это точка невозврата и  теперь в  НХЛ у  вас все будет в  порядке?

— Нет. Тогда я  даже не  понимал, что происходит. Наверное, только к  концу первого сезона возникло чувство уверенности, что все идет правильным путем. Но  не в  том смысле, что можно выдохнуть и  расслабиться. Потому что это такая лига, в  которой в  любом случае ты  должен работать дальше, чтобы быть нужным.

— Еще один памятный момент этого сезона — матч с  «Бостоном», в  котором впервые в  истории НХЛ четыре россиянина одной команды забросили шайбы. Что на  вас тогда нашло?

— О  том, что это рекорд, нам сказали только после игры. Много времени об  этом думать не  было из-за плотного расписания, но  в  тот момент было забавно, весело и  приятно. Но  не  сказать, что суперкруто — это не  850 шайб в  НХЛ, как Овечкин, забить.

Ворон, Чинах и  Провор (Дмитрий Воронков, Егор Чинахов и  Иван Проворов. — Прим. И.Р.) все забили во  втором периоде, причем как-то резко. И  просто по  приколу подошли ко  мне в  перерыве и  сказали: «Ты  должен забить. Мы  все забили — и  тебе пора». — «Постараюсь, ребята!»

Я  спокойно к  этому отнесся, не  загонялся: получится — забью, не  получится — и  ладно. Получилось очень быстро — чуть  ли не в  первой смене. У  нас было большинство пять на  три, и  шайба отскочила ко  мне на  пустые. Думаю: «Здорово!»

— Как-то отпраздновали?

— А  мы  все ужины на  выездах проводим с  русскими ребятами вместе. 41 игра на  чужом поле — и  41 ужин. Так что каждый раз праздник!

— Если  бы кто-то вам сказал, что после двух первых сезонов в  НХЛ у  вас будет 44 гола, — поверили  бы?

— Наверное, нет. Но  готовился усердно и  хотел попасть в  НХЛ. В  то  же время был готов пройти через АХЛ. Все как-то так сложилось, что надолго там не  задержался. Это везение, конечно, но  слава богу, что произошло так.

— В  чем везение?

— Наверное, так нельзя говорить, но  у  нас тогда было много травм в  первой команде, некому было играть. Вот меня и  подняли. Не  только поэтому, конечно, — но, будь все здоровы, далеко не  факт, что такой шанс у  меня появился  бы.

— В  прошлом году у  вас было много заброшенных шайб, но  вы  почти не  отдавали передач (21+4. — Прим. И.Р.). При этом у  вас никогда не  было репутации игрока, который зациклен только на  броске, что 23+19 в  этом сезоне и  доказали. Почему так получилось?

— Многое зависит от  партнеров, от  того, с  кем ты  играешь. Весь прошлый сезон я  отыграл в  тройке с  Джонни Годро, и  моей задачей было только забивать. Мне отдавали классные пасы на  пустые, под бросок — в  общем, все делалось для того, чтобы я  только бросал. В  том сезоне провел очень мало времени с  шайбой. Принял — бросил. Наверное, я  просто подстроился под ситуацию, и  это приносило какой-то результат.

Так сложилось еще и  потому, что это был мой первый год. Мне надо было играть, у  меня не  было права на  ошибку. А  грубо говоря, бросок ее  исключает, минимальна вероятность, что после него будет контратака на  твои ворота. Если пытаться обыграть или отдать, можно ошибиться — и  все выйдет не  очень хорошо. Тогда я  был прямо зациклен на  броске.

В  этом году большинство матчей я  отыграл с  Вороном, и  пришлось немножко поменять свой стиль — больше стараться играть с  шайбой, больше создавать, чем зацикливаться на  броске. Но  в  любом случае есть какой-то прогресс. Плюс в  русской тройке мы  старались больше играть в  комбинационный хоккей. Кто в  лучшей позиции — того и  выводили на  бросок. Отсюда и  изменения.

— Какая из  двух этих опций вам нравится больше?

— Забивать мне, конечно, нравится, потому что я  как будто понимаю, как это делать. Не  говорю, что забиваю 50, но  какое-то понимание, как и  куда прикатиться, куда надо бросить вратарю, есть. Но  получается классная голевая — тоже приятно, ощущения не  хуже. Тем более после прошлого сезона, когда передач почти не  было. Просто стараюсь играть по  ситуации, не  привязываюсь к  этим хотелкам — забить, отдать. Главное — просто приносить результат.

— О  Годро как о  человеке люди хорошо отзываются, но  на  льду в  момент его обмена от  бывшего суперснайпера «Калгари» ждали гораздо большего.

— Он  очень позитивный и  добрый человек. С  ним можно посмеяться, поприкалываться. Поэтому мы  с  ним всегда общаемся на  позитивной ноте. А  о  том, что и  почему происходит на  льду, судить не  берусь.

— Где сейчас живут и  чем занимаются ваши родители?

— У  отца — сельскохозяйственное предприятие. Мама не  работает, ждет папу под Барнаулом в  деревне. У  него работа сезонная — полгода в  летнее время, со  второй половины весны по  первую половину осени. Зимой он  отдыхает, и  у  родителей есть возможность путешествовать.

Моей хоккейной карьере они посвятили всю жизнь. Потому что начиная с  десяти лет я  путешествовал по  всей стране с  ними и  с  младшим братом. Из  Барнаула уехали на  четыре года в  Тюмень, потом — в  Ханты-Мансийск. На  протяжении восьми-десяти лет папа с  мамой подолгу не  жили в  своей квартире, а  мотались по  съемным — то  в  одном городе, то  в  другом. Так сложилось, что был выбор — либо оставаться в  Барнауле и  заканчивать с  хоккеем, потому что наша детская команда там распалась, а  другой не  было, либо куда-то уезжать. Мне было лет 10 или 11. И  мы  без приглашения поехали в  Тюмень.

— Почему в  Тюмень? И  почему без приглашения?

— У  нас в  семье все решения, которые связаны со  спортом, принимал отец, бывший волейболист, который больше во  всем этом разбирается. И  уже на  90 процентов было решено, что едем в  Новокузнецк, в  школу «Металлурга». Но  вдруг мама — что уже было нехарактерно — сказала: «Ребята, поехали-ка в  Тюмень. Там нормально». Без объяснения причин. До  сих пор не  знаю, что тогда произошло. Но  мы  собрались и  поехали. И  нас взяли.

Правда, я  оказался только во  втором составе «Газовика». Тренировались семь-восемь звеньев, народу было очень много. И  меня определили только в  «Газовик-2», в  четвертое звено второго состава. Но  постепенно получилось закрепиться и  перебраться выше — спустя два-три года оказался в  первой команде.

— Когда родители переезжали с  вами по  городам, им  приходилось устраиваться на  работу или их  брали в  местный хоккейный клуб?

— Нет. Тогда была такая  же ситуация, как и  сейчас, — отец работал в  Барнауле сезонами, а  в  остальные периоды мог путешествовать и  жить с  нами. Летом мы  с  братом возвращались на  Алтай. Какая там часах в  четырех от  Барнаула, в  горах, красота! Скучаю по  ней и  в  межсезонье обязательно туда съезжу.

Пока папа работал — мы  с  братом тренировались. Потом уезжали на  сборы, жили в  интернатах. К  началу или ближе к  середине осени к  нам приезжала мама, снимала квартиру. Во  второй половине осени, после завершения полевых работ, к  ней присоединялся отец. И  так каждый год.

— Какой момент в  маршруте Барнаул — Тюмень — Ханты-Мансийск — Санкт-Петербург считаете переломным? Когда возникло понимание, что в  хоккее можете добиться чего-то серьезного?

— Да  у  меня такое мышление, что и  сейчас не  до  конца еще все осознаю. В  чем-то до  сих пор ребенком остался. А  переломный момент, думаю, был в  16 лет в  Ханты-Мансийске, когда я  понял, что через два года могу попасть на  драфт НХЛ. До  того момента даже не  вникал в  это. Нет, за  НХЛ следил, думал, как это круто и  классно. Но  о  себе в  такой перспективе не  думал.

А  в  16 увидел себя в  списках перспективных ребят, которые могут быть задрафтованы, и  подумал: «О, и  у  тебя есть шанс попасть в  НХЛ». И… продолжал до  конца в  это не  верить. Обычно к  ребятам понимание, чего они хотят, приходит лет с  13 до  15. У  меня — только в  16.

— И  как это повлияло на  вашу жизнь?

— Поменяло подход. Я  понял, что есть шанс и  нужно за  него цепляться, работать. Родители и  тренеры всегда говорили, что надо выкладываться на  полную, но  мы, дети, все равно это не  до  конца слушаем, а  делаем в  основном то, что доставляет удовольствие. А  тут я  понял, что нужно делать еще больше. И  то, что нужно именно мне. Допустим, увидел пару упражнений, который ребенком делал Коннор Макдэвид на  земле с  клюшкой и  шайбой — и  перенял  их. Думаю, они мне неплохо помогли. Начал банально качать пресс. В  общем, делать не  только то, что все.

— У  вас тот  же 86-й номер, что и  у  Никиты Кучерова. Почему у  вас появился и  легко  ли было получить его в  «Коламбусе»?

— В «Коламбусе», слава богу, легко, потому что под ним никто не  играл. А  появился он  у  меня, когда я  переехал в  СКА. В «Югре», в  первый свой год в  КХЛ, взял 34-й. Сезон провалил, но  никак не  связываю это с  номером. Просто у  меня была травма, и  работал, как теперь понимаю, не  так много, как нужно было. Тренироваться надо было больше и  лучше.

Но  на  следующий год все равно оказался в  СКА. Там очень большая система, огромное количество игроков. Сейчас сделали так, что разные люди могут играть под разными номерами в  КХЛ и  МХЛ, а  раньше был один номер на  всю систему. А  нас в  команде — 60−70 игроков. То  есть в  момент прихода на  выбор оставалось номеров 15−20. 34-й, кстати, тоже был — но  был и  86-й, который визуально выглядел прикольно. Подумал: «Возьму его». И  потом все сложилось так, что не  стал его менять.

— Вам доставляет удовольствие мысль, что вы  играете под тем  же номером, что и  лучший на  сегодня российский хоккеист, обладатель «Арт Росс Трофи» и, возможно, сильнейший игрок мира?

— Приятно, конечно, тем более что у  Кучерова есть чему учиться. Но, естественно, когда ты  играешь в  НХЛ, то  уже не  обращаешь внимания на  номера, а  смотришь на  себя с  точки зрения развития. К  цифрам отношусь просто. У  кого-то есть по  этому поводу суеверия, а  я  смотрю только на  то, чтобы это выглядело прикольно.

— Вы  с  Никитой хорошо знакомы? У  вас  же с  ним один агент — Дэн Мильштейн.

— Не  сказал  бы, что прямо хорошо. Познакомились в  этом сезоне, пообщались после игры. Встреча была недолгой — он  подсказал пару вещей, пожелали друг другу удачи и  разошлись. Хороший добрый парень. Каждый матч против такого хоккеиста и  каждое общение с  ним, даже минимальное, — опыт, и  его надо ценить.

— А  что именно подсказал?

— Это я  не  могу публично рассказать.

— А  с  легендами — Александром Овечкиным и  Евгением Малкиным — познакомиться и  пообщаться успели?

— С  Овечкиным успел — еще в  прошлом году. С  Малкиным пока просто здоровались на  льду. А  Саша позвал нас на  ужин, когда «Коламбус» приехал в  «Вашингтон». Приятные воспоминания! В  основном он  рассказывал истории про хоккей, народу было много.

И  клюшку у  него взял, для меня это событие. Стоит у  меня дома, как и  еще две — Кучерова и  Кирилла Капризова. Следующая цель — клюшка Артемия Панарина, с  которым мы  хорошо общаемся. Когда или он  приезжает в  Коламбус, или мы  в  Нью-Йорк и  у  него есть время, всегда ходим ужинать. А  по  клюшкам у  меня есть целый список. Соберу их, если, конечно, ребята дадут, ха-ха!

— В  детстве у  вас был кумир, на  которого хотели быть похожим?

— Да. Думаю, как и  у  всех российских пацанов — Овечкин. Стиль, голы — мне все в  нем нравилось! Но  в  16−17 лет, когда я  уже был в  МХЛ, понравился Кросби. Потом Кучеров. Но  на  первом месте, если взять все годы в  целом, все-таки Овечкин. Так что знакомство с  ним для меня стало большим событием.

— А  стал  ли большим событием драфт? И  как отнеслись к  тому, что вас выбрали во  втором раунде?

— Это был сюрприз и  хороший результат, потому что к  тому времени я  играл в  Ханты-Мансийске. Попасть оттуда во  второй раунд — это, в  моем понимании, было неплохо. Конечно, еще приятнее было  бы в  первый, но  я  на этом не  зацикливался.

Дело было в  Далласе. Жара, помню, очень сильная — градусов 35, я  в  костюме очень сильно потел. В  первый день выбирают только первый раунд, во  второй — все остальные. Когда выбирали 30-го или 31-го номера, камеру направили на  меня, подумал: «Правда я?» Но  оказалось, что игрок, который сидел выше меня на  одно сиденье. Ладно, ничего страшного!

На  будущее, конечно, я  мечтал об  НХЛ, но  к  тому моменту уже подписал контракт со  СКА, поэтому ощущения, что вот сейчас выбрали и  я  тут останусь, не  было. Но  чувства все равно были приятные и  незабываемые. Классный момент в  жизни!

— По  тем собеседованиям, которые у  вас были с  клубами, примерно догадывались, где можете оказаться?

— Нет. Они все были стандартные, хотя общаются с  тобой приятно и  открыто. Но, когда дело доходит до  выбора, берут уже тех, кому кто нужен. Разве что с  «Вашингтоном», как в  какой-то момент показалось, собеседование было не  совсем похожее. И  подумал: может, «Кэпиталз» могут выбрать и я  с  Овечкиным в  одной команде окажусь? Но  нет.

— Каково играть в  НХЛ в  единственной на  сегодня российской тройке нападения в  лиге?

— Да  супер! Этот факт очень приятен, он  вдохновляет и  мотивирует. Мы  тоже иногда сталкиваемся с  проблемами и  понимаем, что завтра уже можем играть в  разных сочетаниях. Да  и  вообще не  так, что все матчи проводим тройкой, — нас то  объединяют, то  разъединяют. Мы  играли не  более половины матчей вместе, даже меньше. Вот с  Вороном — 90−95% игр. А  Чинаха часто ставили в  первое звено с  Джонни Годро и  Буном Дженнером, это было самый частый вариант.

Конечно, хотелось  бы по  максимуму играть вместе, но  это зависит от  пользы, которую мы  приносим команде в  конкретный момент. Если перестаем — нас разводят. Главное — побеждать, а  не в  каких сочетаниях вы  играете. Но  в  том, что мы  в  своей тройке подсказываем друг другу на  русском языке, плюсов больше, чем минусов. И  понимаем хоккей примерно одинаково, так, как нас учили.

— Как вас впервые поставили вместе?

— У  нас сломался центральный. Подошел тренер по  индивидуальным качествам и  спросил у  Ворона: «Ты  можешь играть в  центре?» А  мы  были вместе, так как Дима по-английски пока не  очень, и  мы с  Чинахом ему переводим. Тогда и  стало понятно, что нас видят в  одной тройке — с  главным тренером это тоже обсудили. Это дало нам кучу эмоций. В  первой  же игре, помню, Ворон забил — кажется, «Оттаве». Первое время на  этих эмоциях и  играли — весело, здорово, классно, друг за  друга. И  потом так  же продолжали, когда была такая возможность!

— Говорите на  льду всегда по-русски?

— Когда играли 15 матчей в  одной тройке, то  да. Но  так в  игре больше кричу на  английском. Так проще, и  все понимают.

— Кто из  вас самый эмоциональный и  спокойный? Часто  ли разбираете втроем свои игры и  кто в  этих разборах инициатор?

— Все игровые ситуации во  время матча — на  мне, я, грубо говоря, пытаюсь подсказать, что мы  делаем. Больше тактики, внести какую-то комбинацию. Ворон просто знает, что должен делать, и  делает это. В  общем, наверное, главный инициатор обсуждений — я. Мы  очень редко ругались в  тройке, что удивительно, — когда играешь вместе, всегда ругаешься. Самый спокойный из  нас — Ворон, он  вообще всегда на  одной волне.

— Но  удаляется он  больше всех.

— Это нормально, потому что он  по  габаритам больше всех. Мы  и  живем все втроем в  одном семиэтажном доме! Не  специально, просто так сложилось. Тарас и  Провор — чуть подальше. И  ездим везде втроем — в  аэропорт, из  аэропорта. У  Ворона машины нет, у  меня жена чаще за  рулем, чем  я. Главный водитель у  нас — Чинах. Хороший, классный и, самое главное, бесплатный, ха-ха! На  ужин в  Коламбусе тоже ходим вместе. Только изредка — куда-то с  женой без ребят.

— А  что  ж Воронков машиной не  обзавелся?

— Зачем? Живем в  двух минутах от  арены, которая у  нас и  игровая, и  тренировочная. Машина нужна, только чтобы в  аэропорт доехать, а  для этого есть Чинах.

— В  начале сезона ходили слухи, что Чинахов и  особенно Воронков сильно скучали по  России и  хотели домой. Как все было на  самом деле, пришлось  ли вам их  как-то поддерживать и  успокаивать?

— Не  сказал  бы. Это больше раздули в  прессе, мне кажется. Конечно, не  могу залезть к  ним в  голову и  знать наверняка — может, какие-то моменты и  проскальзывали. Насчет Чинаха вообще такого не  помню, если честно. Насчет Ворона небольшие разговоры были, но  только на  фоне того, что банально тяжело перестроиться и  привыкнуть к  другой стране. Но  в  какой-то момент он  взял себя в  руки и  сказал, что все в  порядке, поехали дальше. И  все сразу забылось. Большой проблемы в  этом точно не  было. По  крайней мере внутри команды.

— Сейчас они ощущают себя комфортно?

— Конечно. Играем в  двух первых звеньях, развиваемся, вместе какое-то время поиграли.

— У  Воронкова пошел прогресс в  английском?

— Пошел. Не  скажу, что огромный, но  уже что-то понимает и  может объяснить. Все как обычно у  русских людей в  первый год.

— А  как  же вы  давали интервью на  английском чуть  ли не с  первого дня?

— Да  я  слушаю свои интервью того времени — и  понимаю, что вообще ужасно разговаривал! Ошибки допускал такие, что просто кошмар.

— Но  то, что вы  начали сразу говорить, причем на  публике, вызвало к  вам большую симпатию.

— Да, но  при этом не  знал язык вообще, ха-ха. Что-то говорил, а  что конкретно — фиг поймешь. Все нескладно, бессвязно… С  другой стороны, за  счет того, что не  стеснялся, быстрее его хоть как-то выучил.

— Вся русская тройка из  «Коламбуса» — из  Сибири: вы — из  Барнаула, Воронков — из  Ангарска, Чинахов — из  Омска. Да  и  вратарь Даниил Тарасов — из  Новокузнецка. Только Проворов — ярославский. Не  было мысли сделать тур и  заехать к  каждому в  гости?

— С  этим ребятами уже провел семь месяцев, мне хватит, ха-ха! Шучу, конечно. Летом мы  с  ними увидимся. Куда точно съезжу — это к  себе на  Алтай. А  потом уже буду готовиться к  следующему сезону.

— Как Воронкову без знания языка удалось весь сезон показывать такой приличный хоккей и  в  первом сезоне в  НХЛ показать лучшие цифры результативности за  карьеру (18+16, в  «Ак  Барсе» у  него лишь в  последнем сезоне было 18+13. — Прим. И.Р. )?

— Требования в  современном хоккее в  целом похожи. Нам рисуют, показывают видео, все очень наглядно. Если честно, здесь и  без языка можно справиться, хорошо сыграть. Да, если какие-то моменты тренер подсказывает, мы  переводим. Но  и  сам Ворон в  целом молодец, схватывает быстро и  играет правильно. Хоккейный язык он  уже знает.

— Давно не  видел, чтобы российские хоккеисты так играли на  пятачке. Разве что Валерий Ничушкин.

— Так я  давно вообще таких больших хоккеистов, как Ворон, не  видел — под два метра ростом и  сто килограммов весом, может, даже больше, не  замерял. Я  и  сам несколько раз с  ним боролся — поди его сдвинь, стена. Только если убегать от  него. Такой игрок — большой плюс для команды.

— Аппетит у  него серьезный? Вы  же  ужинаете регулярно, знаете.

— Да  я  бы не  сказал, что он  ест больше кого-то из  нас. Понимает  же, что нужно не  только стоять на  пятаке, но  и  бегать в  атаку!

— Вы  же с  Воронковым вместе играли еще в  молодежной сборной, на  том самом МЧМ, когда очень обидно проиграли Канаде на  последних минутах.

— Да. Начали турнир в  нашем сыгранном звене с  Ваней Морозовым и  Васей Подколзиным, но  потом нас разбили, поставили Ворона, с  которым мы  выходили в  трех или четырех матчах. С  Германией сыграли хорошо, забили много.

— На  Воронкова тогда обрушилось очень много критики из-за удаления в  финале, которое канадцы реализовали. Он  сильно переживал?

— Мы  на  эту тему не  разговаривали. Сейчас все равно о  том турнире в  основном приятные воспоминания. Конечно, хотелось первое место, но  мы  играли в  финале чемпионата мира, которого сейчас у  нас вообще нет! Да, обидно, что сами, дураки, проиграли тот матч, но  по  содержанию игры наша команда была очень хороша. И  считаю, что второе место мы  заняли незаслуженно.

— Насколько приятно работалось с  тренерским тандемом Валерий Брагин — Игорь Ларионов?

— Очень здорово, мне все нравилось. Насколько помню, за  игру с  шайбой отвечал Ларионов, без шайбы — Брагин. Таким образом соблюдался баланс. И  воспоминания остались такие, что, думаю, все друг за  другом сейчас следим, даже если из-за жесткого графика не  удается созваниваться и  списываться.

— Для вас то  поражение в  финале стало трагедией или вы  его быстро пережили?

— Не  то  чтобы трагедией… Было неприятно, запомнилось на  всю жизнь. Осадок останется. Но  не  могу сказать, что сейчас это какое-то болезненное воспоминание. Приятные эмоции, что побывали на  таком турнире и  сумели хорошо сыграть. Надеюсь, главные победы еще впереди.

— Егор Замула сказал мне, что, если  бы была такая возможность, он  вернулся  бы в  ту команду.

— Согласен полностью. Я  бы  тоже. Если  бы сейчас всем вместе собраться и  поиграть именно в  том составе — было  бы очень интересно. Да, думаю, для всех русских ребят, кто сейчас находится в  Северной Америке, было  бы счастьем поехать поиграть за  сборную России на  любом турнире. Надеюсь, такая возможность у  нас снова будет.

— В  этом сезоне вы  забили немало красивых шайб. Откуда взялась такая раскованность?

— В  России, наверное, у  меня ее  не  было на  протяжении всей карьеры. Даже в  прошлом сезоне чувствовал себя более раскрепощенным и  уверенным — сто процентов! Поэтому такие моменты и  получаются.

Но  набираюсь опыта, в  том числе визуально — смотрю и  голы, и  смены других игроков, и  вообще хоккей. И  стараюсь этот визуальный опыт переносить на  лед. Если говорить про гол «Рейнджерс», с  которого мы  начали разговор, то  в  прошлом году Тэйдж Томпсон из  «Баффало» забил штуки две-три таких минимум, когда объехал ворота. И  он  так классно это делал, такие паузы выдерживал! Вот я  и  решил попробовать по  ситуации. Хотя такое сложно отработать, это чисто ситуативно. Гол из-под ноги «Баффало» — тоже анализировал и  думал, что, наверное, это может сработать, нужно только потренировать, попробовать.

— Сколько времени тренировали этот финт?

— Не  сказал  бы, что я  так делать не  умел. Думаю, тот, кто играет в  хоккей, в  любом случае может такое исполнить. Просто не  было стабильности. То  есть, условно, из  пяти шайб две мог попасть, а  три промазать. Задача была, чтобы получалось всегда или почти всегда. Навскидку скажу, что после каждой тренировки оставался в  течение недели и  бросал так шайб по  шесть.

Это занимает буквально минуту-две, и  постепенно появляется уверенность. Она пришла, и  в  игре движение получилось. Правда, пока только один раз, второй попробовал — не  забил. Да, если честно, я  бы  попытался, даже если  бы на  тренировках не  получалось. Не  было такого: не  буду этого делать, пока не  доведу до  совершенства.

— А  от  чего идет раскрепощенность? От  отношения тренеров?

— Доверие тоже играет роль. А  еще, наверное, ощущаю себя, как будто мне двадцать, а  мне уже 24 этим летом исполнится. Отыграл в  лиге два сезона, лица те  же, вратари те  же, понимаю, от  кого чего ждать. Понимаю, что в  такой-то команде есть игроки, которые могут сделать так и  так. В  общем и  целом, приходит какая-то уверенность, что могу что-то пробовать.

— Вратари от  таких голов не  сильно бесятся?

— Я  не  спрашивал — и  слава богу.

— Лакроссы не  пытались забивать?

— Сколько ни  старался даже на  тренировках — не  получается! Имею в  виду — даже с  пустыми воротами. Вот нет у  меня этого движения. Да  и  времени особого в  НХЛ нет, чтобы это сделать.

— Но  у  земляка вашего по  Барнаулу Андрея Свечникова уже три раза получилось.

— Да, и  классно! Но  я  пока эту идею даже из  головы вычеркнул, не  думаю об  этом. Может, кстати, надо будет когда-нибудь попробовать.

— Вы  же  со Свечниковым-младшим в  Барнауле в  одной команде играли?

— Да, год или два. Но  совсем маленькие тогда были. Потом он  уехал. Но  мы  друг друга в  любом случае знали и  знаем, следим, как у  кого идет, иногда списываемся. У  нас хорошие отношения.

— Дэн Мильштейн рассказывал, что вам здорово помог знаменитый в  прошлом нападающий Сергей Самсонов, который сейчас отвечает за  развитие игроков в  его агентстве Gold Star. В  чем эта помощь заключалась?

— Очень благодарен Сергею за  ту  работу, которую он  со  мной ведет. Мы  в  классных отношениях, он  замечательный человек, и  большое ему спасибо за  то, что он  находится рядом и  всегда оказывает поддержку. И  специалист он  очень высокого уровня. Мы  в  любой момент можем созвониться, обсудить какие-то детали моей игры. Он  скидывает видео с  определенными нюансами, которые смотрю, и  мы  их обсуждаем. А  бывает, просто созваниваемся, разговариваем, как дела. Я  такое его отношение очень ценю.

— Можете привести пример его помощи?

— Именно Самсонов до  меня донес такую мысль: если хочешь играть раскованнее, позволять себе какие-то финты, то  должен приносить за  это дополнительную пользу команде в  обороне — отбирать шайбы, идти в  борьбу и  выигрывать  ее. Это даст тебе в  глазах тренера больше права на  риск.

— Этакая компенсация за  красоту?

— Именно. И  вижу, что этот совет работает. Ты  делаешь вещи, которые незаметны обычному зрителю, но  очень полезны для команды. Тренеры это ценят, и  ты  зарабатываешь у  них дополнительное доверие, которым можешь воспользоваться для создания более ярких моментов.

— А  как тренеры реагируют на  такие эстетские голы, которые вы  забивали в  этом сезоне?

— Да  ладно уж  там, эстетские. На  самом деле отношусь к  ним спокойно: забил и  забил. В  команде это никак не  обсуждается — говорят «молодчик», и  все. Мы и  с  Сергеем на  них не  зацикливаемся. Больше смотрим индивидуальные моменты, где я  мог лучше сыграть, где недоработал.

— А  сам Мильштейн в  каких ситуациях помог?

— Он  всегда на  связи и  помогает. 24 на  7! По  любым мелочам к  нему всегда можно обратиться, в  том числе и  бытовым, не  говоря уже о  хоккее. Там он  всегда меня защищает и  помогает. В  начале сезона я  был в  запасе, Дэн звонил руководству, разговаривал. После чего мне объяснили, в  каком направлении двигаться, что надо делать лучше. В  общем, его постоянное присутствие дает большую уверенность мне и  моей жене.

— Я  как-то видел, как он  ведет три или четыре телефонных разговора одновременно. Успокаивает одного игрока, который в  тот вечер мало играл…

— Наверное, это я  был!

— Нет, Эвандер Кейн. По  другой линии общается с  женой другого игрока про въездные визы для родителей, по  третьей — с  женой другого про только что купленные шторы.

— Да, в  этом плане он  большой молодец. И  всегда на  связи. Для нас, хоккеистов, это имеет большое значение.

— Вы  же  перешли к  нему от  Марка Гандлера, тоже известного агента с  большим опытом. С  ним было по-другому?

— Не  хочу говорить ничего плохого ни  про Марка, ни  про его помощников. Просто у  них немножко другой подход, философия в  отношениях с  игроками. Ее  я  тоже могу понять. Будь я  североамериканцем, меня  бы в  работе с  ним, наверное, все устраивало — потому что это моя страна, в  которой я  понимаю, как все устроено. Но  лично я  с  Дэном чувствую себя увереннее.

— Как восприняли отставку генерального менеджера «Коламбуса» финна Ярмо Кекяляйнена по  ходу этого сезона? Какие у  вас были отношения?

— Чисто рабочие. Долгих разговоров у  нас никогда не  было. На  мне эта отставка никак не  сказалась. Просто узнал новости и  пошел дальше. Это бизнес, в  котором такое случается.

— Ваш друг Владислав Гавриков относился к  нему не  очень хорошо, говорил, что именно из-за Кекяляйнена перед прошлогодним дедлайном сорвался его уже готовый обмен в  «Бостон».

— Влад подписывал с  ним контракт, работал года четыре, за  это время у  них сформировались какие-то отношения. Я  с  ним контрактов не  заключал и  мнение о  нем составить не  успел.

— Как не  заключали? А  первый?

— Первый — да. Но  это стандартный контракт новичка, а  вот до  следующего, персонального, дело не  дошло. Поэтому у  меня и  нет ассоциации, что этот конкретный человек дал мне контракт.

— Сейчас у  вас обязанности генерального менеджера исполняет президент клуба Джон Дэвидсон, авторитетный в  НХЛ человек. Он  много общается с  игроками?

— Да. Очень хороший и  приятный человек. Думаю, у  него и  другой работы полно, но  всегда подойдет, поздоровается, спросит, как ты, — и  неформально. Допустим, я  на  выезде приболел, не  сыграл, утром выхожу в  маске — он  подошел и  спросил, как я  себя чувствую. Мелочь, а  приятно.

— Знаю, что Гавриков помогал всем молодым в  «Коламбусе», Чинахов его даже «вторым батей» в  интервью называл. Для вас в  чем эта помощь выражалась?

— Для меня все было так  же, как для Чинаха. Только я  чуть постарше и  с  женой, но  Влад тоже очень сильно помог в  каких-то бытовых моментах. Вроде мелочи, но  они очень важны, чтобы ты  себя комфортно чувствовал. Он  всегда откликался на  любую просьбу, даже что-то организовывал вместо нас, чтобы мы  не  заморачивались. Примеров было много, и  мы  ему очень благодарны.

— Он  говорил, что вы  продолжили общаться и  после его обмена в  «Лос-Анджелес», прошлым летом приезжали к  нему в  Санкт-Петербург на  годовщину свадьбы.

— Да, летом мы  все вместе виделись пару раз и  классно провели время. Я  такой человек, что, пока идет сезон, не  могу много переписываться и  общаться. Пишу людям только по  важным событиям. Думаю, так  же и  каждый сфокусирован на  своей игре, карьере. Но  летом — другое дело. Думаю, сейчас снова встретимся и  будем рады друг другу!

— С  Иваном Проворовым, пришедшим из  «Филадельфии» почти одновременно с  уходом Гаврикова, сложились такие  же близкие отношения?

— Да, но  они чуть другие. Провор дольше живет в  Америке, чем Влад. Но  такая помощь в  Коламбусе, какую мы  получали от  Гавра, нам уже не  нужна, сами стали больше понимать. Мы  просто в  хороших дружеских отношениях.

— А  с  кем еще из  энхаэловцев дружите помимо одноклубников и  Гаврикова?

— С  Никитой Зайцевым. Но я  в  телефоне не  особо общительный человек, мало кому пишу. А  когда встречаемся — другое дело. Всегда рад увидеться и  хорошо провести время с  Гришей Денисенко, Егором Замулой из  той нашей молодежки. Однажды отлично поужинали в  Каролине с  Петей Кочетковым и  моим земляком-барнаульцем Свечой (Андреем Свечниковым. — Прим. И.Р. ). С  Артемием Панариным, как я  уже говорил, хорошо общаемся — спасибо, что отвечает, когда набираю!..

— Вы  были в  резерве сборной России на  Олимпиаде в  Пекине. Какие остались воспоминания?

— Сложное было время из-за жестких ковидных ограничений в  Китае. Мы  жили отдельно от  команды, раздевалка та  же, но  тренировались только с  неиграющим составом. Смотреть матчи Олимпиады и  не  играть для хоккеиста, конечно, тяжело. Все это с  учетом сборов продолжалось месяц, и  я  понимал, что нужно сконцентрироваться на  себе и  искать какую-то пользу, что-то новое для себя.

— Нашли?

— Да. Считаю, выжал из  этой ситуации максимум. В  том  же резерве был еще Артем Анисимов, и  мы  много времени проводили с  ним. Жили в  одном отеле, ходили вместе на  завтраки, обеды и  ужины. У  него большой опыт в  НХЛ, и  он  мне очень многое рассказал. К  каким-то вещам просто готовил, объяснял, что мне предстоит, если поеду в  НХЛ, над чем нужно работать.

— Он  ведь как раз в  «Коламбусе» три сезона играл. А  потом в  «Чикаго» был центром тройки с  Патриком Кейном и  новичком лиги Артемием Панариным, балансировал их  атакующие таланты работой в  обороне и  на  пятаке.

— И, помимо всех советов, это было просто приятное знакомство и  хорошее времяпрепровождение. Хороший опыт, за  который я  благодарен и  Артему, и  судьбе. А  с  тренерами сборной хоть мы  каждый день и  пересекались, но  не  могли видеться часто, так как они в  основном были с  командой в  Олимпийской деревне, мы  же — в  отеле. Но  и  Алексей Жамнов, и  его помощники всегда подбадривали, говорили: «Ребята, спасибо большое, что вы  здесь». В  нашем положении слышать такое было приятно, такой позитив нам был нужен. И  генеральный менеджер Илья Ковальчук тоже всегда говорил хорошие слова.

— Ковальчук после финала сказал, что сделает все возможное, чтобы запасным за  серебро тоже дали премию. В  итоге дали?

— Да. Спасибо за  это Илье!

— Многие считают, что сборная России в  Пекине была крута как коллектив, мощна физически — но  для золота ей  не  хватило креатива, тонкости.

— Конечно, обидно, что не  взяли золото. Но  мы  дошли до  второго места, а  те  же канадцы, например, вообще остались без медалей. Да, считаю, что мы  немного отошли от  нашего фирменного комбинационного хоккея, в  который мы  умеем играть. Но  объяснить почему, я  не  могу — на  турнирах до  Олимпиады вроде такая игра получалась. Я  не  тренер и  не  эксперт, чтобы судить о  командной игре.

— Среди запасных также поначалу был Андрей Кузьменко, на  тот момент второй бомбардир КХЛ. Но  в  итоге он  прямо во  время Игр уехал обратно в  Пекин с  официальной версией травмы. Распространено мнение, что он  помог  бы той команде в  основе. Кто, по-вашему, был в  той ситуации прав, кто — нет?

— Андрей — классный игрок, это однозначно. И, думаю, он  мог  бы помочь. Но  к  нему нужно найти подход. Я  бы  не сказал, что это самый простой хоккеист для работы. Но  при этом у  него есть очень сильные стороны, он  умеет забивать и  отдавать. Поэтому думаю, что они просто не  сошлись в  подходах — и  на  этом расстались.

Больше ничего по  этому поводу сказать не  могу, потому что деталей не  знаю. Была  ли у  него травма, не  было… Мне Кузя сказал, что у  него травма и  он  поехал. Я  ответил: «Давай, удачи тебе. Увидимся в  СКА». Но  на  льду уже не  увиделись.

— Потому что вас сразу после Олимпиады отправили в  ВХЛ?

— Вне льда виделись, конечно. Я  же  все-таки и  в  СКА на  пару дней приезжал, да  и  оставался со  «СКА-Невой» в  соседней раздевалке.

— Вам никто не  звонил из  Санкт-Петербурга во  время Олимпиады с  просьбой вернуться в  расположение СКА? А  то  по Кузьменко ходили именно такие слухи.

— Мне — никто.

— То, что вы  не  играли в  Пекине, повлияло на  вашу форму? Из-за нее и  отправили в  ВХЛ или потому что заканчивался контракт со  СКА, а  вы  не готовы были его продлевать?

— Два месяца без игровой практики на  любого игрока повлияют. Я  же и  до  Пекина не  играл, поскольку заболел коронавирусом и  перед поездкой Олимпиаду просидел недели две-три без хоккея. Потом выздоровел, начал тренироваться — но  ни  одной игры не  провел. Тренировались мы  впятером, это тоже полноценной работой назвать нельзя.

Помню, что мне даже в  первых играх ВХЛ было тяжело. Отыграл навскидку всего минут 15 в  первом матче, подошел к  тренеру по  физподготовке «СКА-Невы»: «Задыхаюсь, мне тяжело». Он  ответил: «Еще четыре игры подожди — все придет в  норму». Так и  вышло — первый раунд закончился, и  во  втором я  уже спокойно играл по  18−19 минут. Готовность приходит только через игру и  игровое время.

— А  фактор контракта какую-то роль в  отправке вниз все-таки сыграл?

— Не  знаю. Просто не  думаю, что на  тот момент меня в  СКА считали сильным игроком. Там был такой состав — Бурдасов, Кузьменко, Гусев! Все лидирующие вакансии были заняты, и  меня считали не  более чем форвардом третьего-четвертого звена. В  начале сезона я  был в  первом звене, но  потом приехал Гусь, еще подписали Зыкова — и  как-то так сложилось, что я  потихоньку оказался в  ВХЛ. Мне не  кажется, что контрактный вопрос играл большую роль. Думаю, на  тот момент меня не  считали сильным игроком, который может помочь первой команде.

— Когда набрали кондиции в  «СКА-Неве», не  было разговоров, чтобы вас подняли обратно?

— А  меня и  подняли на  одну игру с  ЦСКА уже в  полуфинале. Но  я  остался в  запасе. СКА вылетел, «СКА-Нева» — тоже, и  сезон закончился.

— Что думаете о  Романе Ротенберге как о  специалисте и  человеке? Какие у  вас с  ним были отношения и  как вы  относитесь к  его решению стать главным тренером?

— У  нас были чисто рабочие отношения и  никаких конфликтов. Мы  не в  ссоре, это говорю вам однозначно. Связь не  поддерживаем, но  ничего плохого о  нем не  говорю и  не  думаю. И  он, мне кажется, тоже. А  комментировать его действия, когда я  не  там, а  в  НХЛ, не  считаю правильным.

— Что для вас перевешивает в  оценке времени, проведенного в  СКА, — то, что вам дали шанс в  основе в  18 лет, или то, что отправили в  ВХЛ перед отъездом за  океан?

— Не  отделяю одно от  другого — это все опыт. Пока, в  своем возрасте, вижу это так — может, позже мой взгляд и  поменяется. В  любом случае считаю, что хорошим игрок становится только когда проходит через разные моменты и  набирается различного опыта. Не  важно, в  КХЛ  ли, в  НХЛ, в  каких-то еще лигах. И  чем быстрее этот опыт набирается, тем лучше. У  нас (в  тройке с  Морозовым и  Подколзиным, — Прим. И.Р.) получилось заиграть в  17−18 лет — и  думаю, что это дало большой толчок лично в  моем прогрессе как игрока.

— Как можно было объяснить такое доверие к  целой молодежной тройке в  топ-клубе лиги, в  которой гораздо больше молодости ценится опыт?

— Да, это было не  то  чтобы новшество, но  не  помню, чтобы до  нас кто-то из  молодых тройками много играл в  КХЛ. Нам дали шанс, мы  начали его оправдывать и  на  самом деле играли хорошо. Отсюда вывод: если забиваешь голы и  приносишь результат — будешь играть! Надеюсь, что молодым будут давать все больше и  больше шансов проявить себя и  играть в  КХЛ. Вижу, что такая тенденция в  лиге сейчас есть.

— Поддерживаете отношения с  первым центром «Спартака» Морозовым и  игроком фарм-клуба «Ванкувера» Подколзиным, которого, к  сожалению, очень редко поднимают в  основу?

— Не  сказал  бы, что общаемся много. Каждое лето списываемся, можем увидеться. Но  в  сезоне все очень занятые, и  пока каждый погружен в  свою команду и  карьеру, тяжело поддерживать тесные отношения. Знаю, что у  Вани все хорошо, хоть он  и  прошел через пару травм. А  по  ситуации с  Васей лучше узнавать у  него самого. Просто желаю ему удачи. Он  классный игрок — и  он  справится.

— В  СКА вам кто-то из  ветеранов помогал?

— Плотников, Кетов… Мы  со  всеми остались в  хороших отношениях, и  воспоминания у  меня теплые в  любом случае. Только команда у  нас в  СКА менялась часто. И  обидно за  тот год, когда у  нас собрался хороший коллектив и, как я  ощущал, мы  могли выиграть Кубок Гагарина — но  тут случилась пандемия, и  после первого раунда сезон закрылся.

— Болеете  ли сейчас за  СКА, следили  ли за  Кубком Гагарина?

— Не  сказал  бы, что за  кого-то в  нем болел. Просто следил за  своими друзьями, переживал за  них. А  команда, которая мне импонирует, — только «Витязь». Многие знают, почему.

— Естественно. Ваша жена — дочка генерального менеджера «Витязя» Игоря Варицкого. Она смотрит матчи отцовского клуба?

— Ей  это делать тоже тяжело из-за разницы во  времени. Бывает, хайлайты включаем. Больше слежу за  друзьями и  индивидуально за  игроками. Потому что сам как игрок могу оценивать чьи-то действия. Мне проще смотреть за  отдельно взятым хоккеистом, чем за  командой в  целом.

— Насколько вам помогло как профессионалу то, что ваша жена — из  хоккейной семьи?

— Это здорово в  любом случае. Думаю, благодаря этому мы  смогли избежать многих конфликтов — в  связи с  тем, например, что я  как спортсмен не  могу уделять ей  должного внимания. Хорошо, что она все понимает. Очень благодарен жене за  это понимание и  вообще за  все.

— Что вам дала АХЛ? Тот  же Егор Замула ее  терпеть не  может.

— Это, видимо, зависит от  команды, отношений, количества проведенного там времени. У  меня получилось за  первые четыре игры забить четыре гола, и  как-то все так пошло, что отнесся к  этому периоду позитивно. Наверное, это был переходный этап после России перед НХЛ, чтобы втянуться, влиться в  североамериканский хоккей. Свои минусы есть, конечно, но  главное — играл там много.

Это о  том  же — чтобы стать хорошим игроком, нужно набраться как можно больше разного опыта. И  в  АХЛ был классный игровой опыт для меня, поскольку проводил на  льду от  18 до  20 минут, имел полное доверие тренера, мог все время что-то придумывать и  как-то себя развивать. И  получал удовольствие от  хоккея. А  то, что переезды на  автобусах… Максимум был — часов пять. Просто понял потом, что надо брать с  собой подушку — и  вообще все шикарно!

— Опыт в  АХЛ, где вы  провели 16 матчей и  набрали 19 очков, помог потом в  НХЛ?

— Да, потому что нужно было привыкнуть к  скоростям и  адаптироваться к  площадкам. Две-три игры потратил на  понимание того, что там происходит, — но и  в  них уже забил. С  каждой игрой все лучше понимал, как игроки мыслят, подстраивался под это.

— Насколько вгоняет в  тоску то, что «Коламбус» второй год в  самом низу таблицы? Или важнее то, что у  вас много игровой практики?

— Конечно, хочется выигрывать, в  плей-офф попадать, за  Кубок биться. Но — и  чтобы игровая практика была. Хочется всего и  сразу. Как и  любой игрок, имею право этого хотеть! Думаю, в  следующем сезоне все будет в  порядке, и  мы  сможем попасть в  плей-офф. А  по  поводу игровой практики — все зависит от  меня. Как буду играть — столько и  времени будет.

— Как получилось, что с  такими результатами команды вы  от  прошлогодних «минус 23» прыгнули к  нынешним «минус пять», а  в  марте вообще был ноль?

— Честно, не  могу объяснить! Что-то поменялось, а  что конкретно — не  знаю. Не  могу даже сказать, в  чем именно прибавил в  защите. Так сложилось.

— Что у  вас была за  ситуация с  Элвисом Мерзликинсом на  тренировке, когда Воронков разнимал?

— Это больше раздули. Он  сделал мне подножку, я  подумал — специально, хотя на  самом деле случайно. На  эмоциях сказал ему грубо, а  он  не извинился и  ответил так  же. Просто подъехали и  поругались друг другу в  лицо, там не  было даже намека ни  на  какую драку. Но  в  моменте, когда мы  только подъехали и  прикоснулись друг другу — сразу это сфоткали, и  все, пошел кипеш. Но  сразу после тренировки уже не  было никаких проблем. Все выяснили, объяснили друг другу и  закрыли тему.

— Он  же, по-моему, хорошо говорит по-русски.

— Да, почти без акцента. Элвис с  нами тоже ходил на  все ужины на  выезде! А  еще с  нами Алекс Тексье ходит, француз! Он  тоже наш близкий друг.

— Наверняка уже русский выучил — в  такой-то компании.

— Знает пару слов, но  в  интервью их  называть некрасиво, ха-ха. С  ним мы  в  основном на  английском беседуем.

— Перед дедлайном нападающего Джека Рословика обменяли в  «Рейнджерс», к  одним из  главных претендентам на  Кубок Стэнли.

— Хороший, классный игрок. Отлично играет и  в  обороне, и  в  атаке. Ни  секунды не  сомневался, что он  им  поможет. Написали ему после обмена, пожелали удачи. Это случилось очень быстро, потому что его поменяли в  последний день, по-моему, даже в  последний час дедлайна. Времени, чтобы зайти в  раздевалку и  попрощаться со  всеми, у  него не  было — надо было собираться и  лететь моментально, на  следующий день у  «Рейнджерс» уже была игра. Такая в  НХЛ жизнь!

— Как вам город Коламбус? Опытные хоккеисты стремятся оттуда уехать. Вы  поняли почему?

— У  каждого свои предпочтения, почему они хотят или не  хотят оставаться в  том или ином городе. Для меня, как, думаю, и  для большинства хоккеистов, это прежде всего организация. Как к  тебе относятся, понимают  ли тебя, доверяют  ли. Пока все в  порядке и  можно прогрессировать, то, мне кажется, нет смысла обращать много внимания на  город. Сейчас меня все устраивает. У  нас с  женой нет больших предпочтений, где жить. И, слава богу, есть деньги, чтобы при желании куда-то полететь и  приятно провести там время.

— Вы  как-то рассказывали, что вам очень хочется погладить свою любимую красную панду в  зоопарке Коламбуса, но  там надо записываться в  многомесячную очередь. Осуществили?

— Пока нет. Грустно! Причем даже записался, но  потом эта запись куда-то пропала.

— Неужели зоопарк не  может помочь игроку одной из  немногих — наряду только с  МЛС — профессиональных спортивных команд города осуществить такое скромное желание?

— У  меня английский не  на  таком высоком уровне, чтобы я  мог об  этом спросить. Меня никто не  поймет. Ну  и  ладно, в  другой раз!

— Вы  рассказывали, что интересуетесь футболом и  во  время ЧМ-2022 в  Катаре хотели в  фарм-клубе «Коламбуса» обменяться с  кем-то впечатлениями — а  не с  кем было. За  кого болели?

— Футболом и  баскетболом действительно интересуюсь, но  во  время хоккейного сезона смотрю очень мало. А  вот когда сезон заканчивается — тогда и  Лига чемпионов, и  НБА, и  все на  свете. Из  футбольных сборных импонируют Бельгия и  Португалия — нравятся игроки, которые в  них играют. Но  в  Катаре мои надежды на  них не  оправдались. Еще Германия всегда нравилась, но  она сейчас в  периоде перестройки.

— Нет желания поехать в  Германию на  Евро в  этом июне?

— Думал про это, может, и  получится. А  может, и  нет, потому что тренироваться тоже надо. Если будет выбор между тренировками и  Германией, то  однозначно тренировки. А  вот на  финал Лиги чемпионов в  этом году поеду!

— Вас  же с  Андреем Василевским и  Михаилом Сергачевым год назад пригласили на  дерби «Спартак» — ЦСКА делать первый символический удар по  мячу.

— Да. Дэн (Мильштейн. — Прим. И. Р .) позвонил, предложил, было очень приятно. Конечно, волнительно, но  классно! Если за  кого-то болеть в  России, то  только за  «Спартак»! Хотя сказать, что слежу за  ним очень внимательно, не  могу — начался сезон, и  снова погрузился в  хоккей.

— А  из  европейских клубов предпочтения есть?

— «Бавария». Так с  детства сложилось. Был период, когда они мне очень нравились. В  этом году еще офигенно играет «Байер» из  Леверкузена. Классно играют, как-то невероятно все время отыгрываются на  последних минутах — но  более глубоко сказать не  могу, потому что больше слежу за  ними по  хайлайтам. Но  хочется, чтобы они так и  закончили сезон без единого поражения. Если после такого сезона Хаби Алонсо перейдет в  «Баварию» или «Ливерпуль», это будет неудивительно.

— У  вас имидж и  внешность рок-музыканта. Как вы  к  этому пришли?

— Да  как-то само собой пришло. Долго не  стригся, и  жена сказала: «Тебе идет, круто. Давай попробуем отрастить!». Отрастил, так и  осталось. И  мне, и  жене, и  всем нравится, поэтому пока ничего менять не  планирую. Дело еще и  в  том, что в  Коламбусе пока не  нашел свою парикмахерскую, где  бы меня подстригли хорошо, так, как мне нравится. Я  чуть-чуть покороче стригусь перед сезоном, но  делаю это только в  России. Приезжаю в  Штаты и  там уже играю как есть.

— Не  тяжело играть? Волосы не  мешают?

— Привык, потому что уже второй год хожу с  длинными волосами. Не  обращаю на  это внимание.

— А  рок слушаете?

— Вообще музыку не  слушаю! Интересное замечание, что похож на  рок-артиста. У  меня визуально есть представление, как они могут выглядеть, но  особо в  это не  вдавался. И  точно от  этого не  отталкивался.

— О  чем мечтаете в  спорте и  в  жизни? При каких условиях скажете, что карьера удалась?

— Она только началась — и, надеюсь, будет продолжаться еще долго. Буду стараться сделать все, что в  моих силах, чтобы стать одним из  лучших игроков НХЛ. Это цель, задача и  мечта, иду к  ней. Но  не  так, чтобы стать лучшим без Кубка Стэнли, нет! Это все подразумевается вместе. Для меня лучшие игроки, MVP и  так далее — это те  люди, которые и  в  регулярном сезоне, и  в  плей-офф показывают один и  тот  же классный хоккей, и  там и  там тащат команду.

Мечтать, конечно, можно о  чем угодно — например, забить сто за  сезон. Но  есть реальность. Не  надо ни  ограничивать свои мечты, ни  искусственно их  завышать. Сколько смогу — столько и  забью, и  отдам. А  сколько именно — не  могу рассуждать. Чем больше, тем лучше. Дай бог, чтобы все было впереди и  дело было просто в  моей работе.

Игорь Рабинер, «Спорт-Экспресс».